Публикации


06.12.2022

Человек эпохи Постмодерна в зеркале православной традиции

Доклад насельника Раифского монастыря инока Константина (Полежаева) на монашеской конференции в рамках регионального этапа Международных Рождественских образовательных чтений.

Знаменитый французский философ Блез Паскаль когда-то назвал человека «мыслящим тростником». О чем же мыслит современный человек? Как смотрит на мир, во что верит и на что надеется? Какое у него духовное кредо и моральные ценности?

Современный человек – во многом дитя своего времени, дух которого, по мудрому совету святителя Игнатия Брянчанинова, мы, христиане, должны изучать, чтобы по возможности избегнуть тлетворного его влияния на свои души. Наш современник сегодня или завтра переступит порог храма Божия или, например, пойдет искать себя в какой-то православный монастырь. С какими проблемами и трудностями он может столкнуться на своем духовном пути? Какие у него есть мировоззренческие и моральные препоны на пути воцерковления? Что ему потенциально может помешать обрести свой путь в православном монашестве? Как можем мы помочь нашему современнику, какие духовные лекарства можем ему предложить, исходя из его диагностического портрета? Попробуем порассуждать об этом.

Современное общество многие мыслители и философы окрестили «обществом постмодерна». Для его описания такие философы, как Ж. Дилез и Ф. Гваттари, очень удачно, на наш взгляд, использовали образ «ризомы» [1], то есть такую пучкообразную корневую систему, в которой трудно выделить, где начало, центр и где конец, в ней нет единого основания и общей логики развития, а наблюдается гетерогенность и множество, хаотичность и спутанность. Для постмодернистского мышления характерны непринятие каких бы то ни было абсолютов, релятивизм, плюрализм мнений и интерпретаций, скептицизм, агностицизм, фрагментированность, неупорядоченность, эклектичность, поверхностность, игровое и ироничное отношение ко всему и т.д. Подобное постмодернистское умонастроение отчасти очень близко состоянию потерянности и дезориентированности того самого сумасшедшего героя из «Веселой науки» Ф. Ницше, который вдруг ясным утром зажег фонарь и побежал на рыночную площадь с криком:
'Я ищу Бога! Я ищу Бога!'
Не знаете ли Вы, что Вы убили его — вы и я.
Мы все – его убийцы.
Но как мы убили его?
Как мы смогли выпить море?
Кто нам дал губку, чтобы смахнуть весь горизонт?
Как мы смогли оторвать Землю от Солнца?
Куда теперь она движется? Куда мы все движемся?
Разве мы не разбегаемся?
Назад, в стороны, вперед, по всем направлениям?
Вверх и вниз?
Разве мы не несемся в бесконечное ничто?
Разве мы не чувствуем дыхание пустого космоса?
Разве он не стал холоднее? Разве ночь не опускается над нами?
Разве не надо по утрам зажигать фонари?
Как нам теперь жить, нам, убийцам из убийц?

Видимо, там, где гаснут последние огоньки живой веры в Абсолютного Бога, там надвигается мрачная эпоха Постмодерна.

Человек эпохи Постмодерна – уставший и разочарованный во всем скептик, он сомневается или чаще всего уже вовсе не верит в то, что существует объективная истина. Он чем-то похож на древнегреческого софиста, для которого истина сама по себе не важна, а важно лишь развлечь толпу и выиграть спор. «Что есть истина?» – уныло-равнодушно спрашивает Понтий Пилат, и не получает ответа на свой вопрос, потому что и не ищет его.

Согласно постмодернистской логике, раз ни одно мировоззрение не является и не может принципиально являться истинным,то есть иметь отношение к объективной истине, то отсюда постулируется плюрализм и равнозначность любых мировоззрений. Проблема поиска истины подменяется проблемой интерпретации.

Как часто сейчас можно встретить, например, христиан, воспитанных в духе постмодерна, которые благоговейно молятся в православном храме, но затем свободно идут в сектантские молельни. Они посещают мечети и синагоги, временами раскладывают карты Таро и медитируют в позе лотоса, без внутреннего смущения заходят в ашрамы, чтобы зажечь сандаловую палочку перед изображениями Шивы или Будды и бросить цветок к ногам идола. Эти современные «свободомыслящие» люди считают каждую религию путем, ведущим к Богу. «Все дороги ведут в Рим; а все радиусы – к центру», «Бог – это многогранный алмаз, а каждая религия отражает лишь какую-то одну из его многочисленных граней», «К чему себя ограничивать какой - то одной верой и традицией?» – величаво-снисходительно говорят они. В этой широкой, а на самом деле достаточно вульгарной уравниловке – их духовное кредо, их «символ веры». Их вовсе не смущает, что идея, будто все религии истины, представляет собой, просто логический абсурд. Они – дети эпохи Постмодерна, а постмодерн скептически относится не только к науке, но и разуму вообще. Так, например, ныне покойный американский журналист и писатель К. Хитченс [2], человек эпохи Модерна, который хотя и был убежденным атеистом, но логику уважал и ценил. В одной из своих дискуссий с верующим человеком, он заявил, что по вопросу об истинности религии могут существовать три возможные альтернативы: 1) Все религии истины; 2) все религии ложные; 3) только одна религия истинная. Первый вариант он совершенно резонно отбросил потому, что он не логичен. Между религиями, невзирая на внешнее сходство, существуют принципиальные и неразрешимые противоречия. Мы не найдем в мире даже двух религий во всем тождественных между собой. True же по определению не может сама себе противоречить, она должна всегда быть тождественной самой себе. Закон не противоречия в логике гласит, что два несовместимых (противоречащих или противоположных) суждения не могут быть одновременно истинными – по крайней мере, одно из них ложно. Так что в лице К. Хитченса мы видим человека Модерна, того, кто еще хранит преданность логике и строгим велениям разума. Для постмодерниста же это все вовсе необязательно. Требования логики – это своего рода репрессии, кандалы для свободно фонтанирующей индивидуальности постмодерниста. Так что в личном общении и взаимодействии с гнушающимися логикой постмодернистами, пожалуй, не стоит забывать о «бритве Хенлона», то есть такой психологической установке, которая обычно выражается фразой: «Никогда не приписывайте злому умыслу то, что вполне можно объяснить человеческой глупостью».

Согласно постмодернистской философии, религия – порождение общества, а общество постоянно изменяется, поэтому и религия меняется вместе с конкретно-историческими условиями и нуждами общества. Главным условием существования такой меняющейся религии является вера вне догм, которая строится на синкретизме и эклектизме [3]. Догмы для постмодерниста – это не вечные Богооткровенные истины, а лишь временно-исторические или региональные формы, зависящие от культурного уровня и гения того или иного народа. Такой взгляд на догматику кажется ему проявлением гуманизма и культуры, а приверженность к религиозной традиции и вера в незыблемость догматов – наоборот, духовной гордыней, нетерпимостью к людям, дефицитом любви, обскурантизмом и слепым, жестким фанатизмом – узостью мышления и окаменением сердца.

Традиционная религиозная этика также подвергается деконструкции в рамках постмодернистского мировоззрения. Добро и зло – это не абсолютные нравственные константы, искажение которых влечет за собой распад и деградацию личности и общества, а лишь изменчивые понятия в зависимости от конкретной эпохи, типа общества и ситуации. Ведь, как известно, «что для русского хорошо, то для немца смерть!» Постмодернисты со знанием дела могут поведать вам описанную древним историком Геродотом историю о греках, которых пригласили ко двору персидского царя Дария и спросили, как они отнесутся к идее поедать тела своих умерших отцов. Греки пришли в ужас, но рядом с ними оказались люди из племени каллатов, у которых существовал именно такой обычай, — они, в свою очередь, ужаснулись обычаю греков сжигать своих покойников. В финале историк процитировал поэта Пиндара: «Обычай — царь всего». Иными словами, подобные исторические примеры призваны поддержать релятивистскую мысль, что не существует никакой абсолютной и универсальной истины, а все этические  оценки и мнения следует строго соотносить с социально-историческим контекстом. По сути же, если говорить грубо, то этот призыв относиться к моральным суждениям так же, как к личным эстетическим или вкусовым предпочтениям. Вы любите Баха, а я Генделя, вы предпочитаете устрицы на обед, а я жаркое, никто из нас от этого ведь не хуже и не лучше. Если постмодернисты вдруг становятся членами каких-то традиционных религий (например, Православия или Ислама), то они в силу своего мировоззрения тут же, засучив рукава, начинают подкоп под традиционную этику, модернизируя ее в угоду, как правило, современным мейнстримовским секулярным идеям. В данный исторический момент модно называть грех вариантом нормы, признавать гендерное разнообразие и права сексуальных меньшинств и во имя свободы призывать человека реализовать все свои патологические желания и страсти. Один из теоретиков постмодернизма Ж. Дилез самого человека даже окрестил «машиной желаний». [4]Здесь уместно вспомнить золотые слова святителя Феофана Затворника: «Есть люди, кои думают, что расширяют круг свободы в неограничении своих желаний, но кои на деле походят на обезьян, самовольно запутывающих себя в сети».

Стоит добавить, что подобные постмодернистские подходы к этике уже разложили некоторые христианские церкви протестантского направления. Например, для последователей унитарианской церкви выбор религии или пола является уже личным делом человека, и это не должно быть предметом критики и осуждения со стороны верующего сообщества. Декларируется, что человек должен жить в гармонии с самим собой и с глубинными порывами своей души. Человек для себя – мерило истины, поэтому он сам должен определять, что для него добро, а что зло. Также сегодня, как известно, в некоторых церквях протестантского толка признаются гомосексуальные браки, и даже служат священники-гомосексуалисты и лесбиянки.

В рамках постмодерниского мышления современному «прогрессивному» человеку должны быть обязательно присущи такие стандарты поведения, как толерантность и политкорректность. Согласно Декларации принципов толерантности, принятой Генеральной конференцией ЮНЕСКО в 1995 г., толерантность означает уважение, принятие и правильное понимание богатого многообразия культур нашего мира, наших форм самовыражения и способов проявления человеческой индивидуальности. Так что, если не углубляться, то кажется, что это про «все хорошее против всего плохого». Идеологи толерантности декларируют ее как инструмент достижения гармонии в многообразии, как добродетель, которая делает возможным достижения мира и способствует замене культуры войны культурой мира. Кто же против этого-то? Но само по себе примечательно, что сам термин «толерантность» изначально позаимствован из медицинской среды. В 1953 английский биолог и врач Питер Медавар ввел его в научный оборот. Тогда он этим словом обозначал отсутствие или ослабление иммунологического ответа на данный антиген. То есть, если выражаться грубо, ваш иммунитет перестает реагировать на бациллы и вирусы, которые проникают в ваш организм извне и разрушают его. Между прочим, даже сами адепты толерантности указывают на отрицательные моменты, возникающие при применении ее на практике. Самое важное, что принцип толерантности разрушает все идейные и ценностные ориентиры. По образному выражению Г. К. Честертона: «Толерантность – это добродетель людей, которые ни во что не верят».

Политкорректность – это практика прямого или опосредованного запрета на высказывание определенных суждений, употребление слов и выражений, считающихся оскорбительными для определённых общественных групп, выделяемых по признаку расы, пола, возраста, вероисповедания, сексуальной ориентации и т. д. Нельзя теперь вещи назвать своими именами, а надо использовать только нейтральные выражения. Отечественные публицисты Беляков и соавторы охарактеризовали «политическую корректность» без излишних сантиментов:

«… Политическая корректность — один из продуктов общества постмодерна, характеризующегося мультикультурализмом, методологическим анархизмом, социальной фрагментацией и выходом на передний план более узких идентичностей. Демократия в таком обществе предстает как общественный уклад, предполагающий не власть большинства, но прежде всего защиту прав всякого меньшинства, вплоть до отдельного человека. В действительности даже самое демократическое государство не в состоянии защитить все провозглашенные им права и обеспечить реализацию амбиций каждого члена общества. Симуляцией решения этой проблемы является широкое распространение языковой практики политкорректности, предлагающей избегать использования тех слов и высказываний в отношении расовой и половой принадлежности, возраста, состояния здоровья, социального статуса, внешнего вида представителей определенных социальных групп, которые те могут посчитать оскорбительными и дискриминационными. Так, «политически корректно» называть негра «афроамериканцем» (african american), индейца — «коренным американцем» (native american), инвалида — «преодолевающим трудности из-за своего физического состояния (physically challenged), толстяка — «горизонтально ориентированным» (horizontally oriented), бедняка — «лишенным преимуществ» (disadvantaged), человека, роющегося в помойках — «собирателем вещей, от которых отказались» (refuse collectors) и т. д. Чтобы предупредить стигматизацию «сексуальных меньшинств», или «людей с нетрадиционной ориентацией» (тоже политкорректные эвфемизмы), предлагается употреблять по отношению к ним, например, не термин «гомосексуалист», а «гомосексуал». Оскорбительными были найдены и «сексистские» морфемы, якобы намекающие на превосходство мужчины над женщиной. Такие этимологически связанные с корнем «man» (мужчина) слова как chairman (председатель), foreman (начальник), fireman (пожарник), postman (почтальон) предлагается исключить из обихода в пользу, соответственно, chairperson, supervisor, fire fighter, mail carrier. По той же причине слово woman (женщина) надлежит отныне писать как «womyn» (или даже vaginal american), а вместо местоимений he, his (он, его) — всегда употреблять she, her (она, ее). Во избежание проявления обидного для животных и растений антропоцентризма слова pets (домашние животные) и house plants (домашние растения), представляющие человека как их хозяина, предлагается заменить на animal companions (компаньоны-животные) и botanical companions (компаньоны-растения) …» [5].

Таким образом, «политкорректность», если очистить этот термин от «политкорректной» обёртки, означает не что иное, как разновидность цензуры или своего рода «новояз» в формирующемся на Западе оруэлловском тоталитарном государстве, через который сегодняшние глобалистские неолиберальные элиты контролируют мышление и поведение человека – человека эпохи Постмодерна.

Нельзя сказать, что наш современник лишен активности в вопросах поиска духовности. Но, увы, чаще всего он ее ищет не в традиционных религиях, не в Церкви Христовой. Новая духовность вообще враждебна по отношению к традиционному религиозному авторитету, власти и контролю со стороны религиозных организаций. Среди многих сторонников альтернативной духовности, с одной стороны, существует тенденция противопоставлять «религию», воплощенную в определенных организационных и догматических формах, – «духовности» как свободному поиску истины, открытости опыту, не ограничиваемому какими-то внешними авторитетами, будь то авторитет организации, догмата или традиции. С другой стороны, распространенной является точка зрения, согласно которой любая религия содержит определенную истину или же некая общая истина находит выражение во множестве религиозных учений. Принципиальная плюралистическая установка, отказ от принятия жесткой мировоззренческой позиции, признание вариативности истины и путей ее обретения делает новую духовность и формируемый её тип религиозности весьма созвучными постмодернизму. [6] Еще К. С. Льюис в «Письмах Баламута» описал определённую тактику манипуляции бесами современного человека. Там в частности говорилось, что нашего современника не стоит лишать вообще духовных интуиций, делать его материалистом до мозга костей, лучше направить эти интуиции в ложное, инфернальное русло. Языческий мистицизм, эзотерика, ченнелинг, новая эклектическая духовность Нью – Эйдж и прочее – в общем, все, что угодно, лишь бы всеми средствами отвести человека от подлинной духовности во Христе.

В общем, вот такой вот получился у нас беглый набросок портрета нашего современника, человека эпохи Постмодерна. Что можно ему предложить в качестве лекарства от его духовно-мировоззренческих болезней? Не нам, конечно, выписывать рецепты, для этого нужен большой духовный опыт и стяжание мудрой, зрячей любви, которая в каждом индивидуальном случае научит, как поступать. Мы же лишь ограничимся самими общими рекомендациями. На наш взгляд, сейчас, как никогда, важно помочь нашему современнику сформировать подлинное православное догматическое мировоззрение, основанное на Божественном Откровении и святоотеческой традиции. Современник должен в рамках основательной катехизации уяснить, что Абсолютная True существует, что Она одна по определению, что Церковь – это не один из клубов по мистическим интересам, а «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3, 15), а Ее догматы – это не шоры, ограничивающие мышление верующего человека, не релятивные и относительные мнения о мире духовном, а Богооткровенные вечные истины, которые постигаются подвигом живой веры и через очищение ума от греха и страстей. Важно уяснить, что православная этика – это не вопрос индивидуальных предпочтений и не стадный инстинкт в отдельном человеке (по Ф. Ницше), а данная Богом объективная вневременная система нравственных координат, выпадая из которой человек духовно, нравственно саморазрушается. Нужно понимать, что авторитет церковной традиции призван вовсе не стирать личностное начало в человеке, а наоборот, его максимально раскрывать и развивать.

Также необходимо нашему современнику под руководством духовно опытных наставников осваивать мистический и аскетический опыт святых отцов и вести подлинную духовную жизнь, понимая, что христианин, который не ведет борьбу с грехом и страстями в своем собственном сердце – мертвый член Церкви.

При верном мировоззренческом и духовно-нравственном ориентировании человека можно смело надеется, что благодать Божия найдет средства и способы его исцеления и спасения. 

Нам же, сегодняшним воцерковленным православным христианам, мирянам, монахам и священникам, принимая во внимание всю глубокую немощь современного человека, как никогда нужно проявлять особую чуткость, сострадание, любовь и терпение к нему. Этим, пожалуй, только и можно согреть продрогшее от лукавого духа времени сердце человека эпохи Постмодерна.

Инок Константин (Полежаев)

Литература:

 Ж. Делез и Ф. Гваттари «Ризома» (1974) (Deleuze, Guattari:1976)

См.: Дискуссия о величии Бога. Кристофер Хитченс и Джон Леннокс. (https://www.youtube.com/watch?v=J8fps48_h40).   

Самедов Э. О постмодерне в религии. Вопросы философии. 2017 г.

 Ж. Делез и Ф. Гваттари  «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения» (1972)

См.: Лысов В. Science and homosexuality: political bias in modern Academia.

Матецкая А. В. Постмодерн и религия. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/3/2017/12-3/32.html

Теги:
Монашество
инок Константин Полежаев
доклад





Новости по теме