Публикации


01.02.2017

Раифские были (отрывок)

Быль пятая.

Сокровенная Раифа

Октябрьский семинар директоров школ Зеленодольского района в 1978 года проходил в Раифской средней школе. После официальной части семинара директор Раифской школы на правах хозяина любезно пригласил всех желающих осмотреть созданный историками школы музей Раифы, а точнее, бывшего монастыря. Время это, называемое сейчас «Брежневский застой», было глухое, заидеологизированное. Если что и дозволялось смотреть в Раифе: так это либо дендрарий заповедника, либо мемориал погибших чекистов. И вдруг – нате вам! Музей монастыря!

Помнится, все изъявили желание. В двух залах, созданных из классных комнат, первое, что мы увидели, – настольный макет монастыря. Вход в музей предваряла большая красивая цветная литография еще 19 века – панорама на фоне природы всех монастырских построек. А дальше и уж вовсе запретное в советской школе – солидное собрание старинных икон, бережно сохраненных жителями окрестных сел после разгрома и закрытия обители в начале 30-х годов. Все это были подарки музею – церковные книги в переплетах из телячей кожи, в витринах – медные складни, ладанки, старинные нательные кресты, монашеское облачение, в каком уходили «в затвор». Были тут и старинные фотографии монастыря, кажется, даже дагерротип, гравюры, документы, связанные с основанием обители.

Запомнился крохотный макет монашеской кельи, склеенного из папье-маше чьими-то умелыми руками, и большая групповая фотография монашествующих начала 20 века. Благоговейную тишину нарушил голос директора Атлашкинской восьмилетки Ф. Габдрахманова: «Молодцы! Чувствуется, что историки у вас на высоте. Но есть замечание и существенное. А где у вас классовая борьба? Смотрю я вот все и вижу только любование проклятым прошлым, а ведь монастырь – эксплуататор, хуже помещика. Крестьяне его ненавидели, восставали. А вот я, как историк, этого и не вижу. Удивляюсь, что инструкторы горкома партии недоглядели. Непорядок. Примите замечание к сведению».

И Ф. Габдрахманов в знак миролюбия заулыбался своей характерной улыбкой. А раифский директор, что-то бурчал в свое оправдание, ссылаясь на нехватку времени и средств. Я более других задавал вопросы хозяину школы. Видя мой неподдельный интерес, он спросил меня: «Вы сильно торопитесь?». Мне особо торопиться в тот день было некуда, и я понял, что меня ждет нечто интересное. Едва директоры разъехались, я услышал рассказ, который следовало бы записать на магнитофон, но, к сожалению, его у меня не было.

Реинкарнация
офицера
Сердобольского

Раифский директор провел меня в свой кабинет, усадил за стол и положил на него книгу: «Обелиск в Раифе». «Вы ведь читали эту книгу?» – спросил он. «Да, – ответил я, – и не только ее, но и материалы следственного дела Казанской ВЧК в 1918 году по факту гибели в Раифе казанских чекистов».

«Как Вы помните: виновником гибели считается царский офицер Сердобольский, организатор белогвардейского заговора в Казани, заговора офицеров, желавших свергнуть Советскую власть. Так вот: является как-то в наш музей солидный, преклонных лет мужчина с фотоаппаратом на шее. Сказал, что очень ему интересен монастырь, те события 1918 года. В Казани он проездом. Узнав, что в Раифе есть заповедник, а монастырь еще стоит, пусть как и тюрьма, решил все осмотреть, что это связано все с его молодостью. Я предположил, что это, быть может, ветеран еще гражданской войны. С радостью я ему рассказал обо всем, показал музей. Таинственный гость поблагодарил меня за внимание к нему, а затем рассказал следущее:
– Нынешняя моя фамилия Вам ничего не скажет, а вот прежняя (тут он взял и, полистав вот эту книгу «Обелиск в Раифе», поднес ее к моим глазам) – Сердобольский.

От волнения я потерял дар речи. Переспрашивал без конца: «Вы тот белый офицер? Тот, которого ловили чекисты?»

– Да, да, – отвечал мой гость, – только не белый, а царский офицер, за кем и ехали чекисты в Раифу. Не волнуйтесь. До недавнего времени я занимал довольно большой пост в Советской Армии, ветеран наших Вооруженных Сил. Сейчас в отставке, участвовал в Великой Отечественной, имею правительственные награды. (Действительно. Тогда в 1918 году казанская ЧК «нащупала» тайное собрание офицеров царской армии – ав.) Мы собирались в доме казанского дворянина, полковника фон-Агте. Все вернулись по домам, кто уцелел на фронтах Первой Отечественной 1914/17 годов. Фронт развалили большевики. Мы видели – страна наша гибнет. Верные присяге «Царю и Отечеству» собирались узким кругом, но не с целью поднять восстание. Это было бы глупо, а с целью понять: куда идет Россия, поклялись вызволить из заключения на Урале царскую семью. Кто-то на нас донес, начались аресты. Я, имевший на руках списки наших друзей в Казани, вовремя был предупрежден дворником, что за мной уже приходили и готовят засаду.

Спешно я все сжёг и через вишнёвый сад при доме, бежал в Раифу, где моя семья не раз отдыхала в мирные времена. Переночевав в гостинице при монастыре, я ранним утром уже ехал в какой-то товарной теплушке далеко от этих мест. Чекисты опоздали. Вступил в Красную Армию под фамилией моего друга, убитого в Галиции, да так и прослужил в ней до отставки по возрасту. Вот такой поворот судьбы, такая вот история с географией. Ну, мне пора, ждет машина, – пожав на прощанье руку, он вышел.

Я же стоял, судорожно обмысливая все услышанное. Хотел что-то спросить, спешно вышел на крыльцо школы, но увидел лишь хвост машины, скрывшейся за поворотом».

Георгий Мюллер