Публикации

1 июня празднуется Международный день защиты детей. Ребенок и война — это две вещи, которые особо не совместимы и противоестественны. Об этом и о своих детских военных воспоминаниях поведал в свое время на страницах «Раифского Вестника» схиигумен Андрей (Ширяев), насельник Раифской обители, почивший о Господе в 2012 году. Предлагаем вашему вниманию интервью, которое он дал для «Раифского Вестника» Алене Оюшиной.

Мне предстояло поговорить со схиигуменом Андреем, насельником Раифского монастыря, о его воспоминаниях о войне. Долго отец Андрей не соглашался, объясняя тем, что не воевал, только в армии служил. Но, наконец, согласился.

Готовясь к беседе, я не знала, сколько ему было лет во время войны, не знала о семье, воевал ли кто, погиб ли, но была уверена, что День Победы он помнит. И тут я оказалась права…

— Я прибежал, а бабушка и говорит: «Победа!». Обрадовался я сильно, побежал к материной сестре, крестной моей, поздравить с Днем Победы. В первую очередь к ней, а на завод к маме не пошел. Там и так уже, наверное, знают, подумал (смеется). Прибежал к любимой крестной, говорю: «Крестная, День Победы!» Она тоже обрадовалась, обняла меня, целует, даже заплакали от радости.

— А как война началась, помните?

— Конечно же. Я только первый класс закончил, и началась война. Отца забрали в первый же день. В шесть ему повестка пришла, а в двенадцать часов уже со всеми вещами и ушел. Так мы его и проводили.

Горький (нынешний Нижний Новгород) рекой Ока разделен, и в верхней части города казармы были. Они еще до революции там стояли. И вот пока их там учили штурмовать, мы все в щелочку подглядывали через забор. Конец июня, жара уже, гимнастерки у них все мокрые. Они прямо пилотками черпали воду и пили, вот до чего их там гоняли! Ну а потом увезли всех в Москву. И отец мой попал в войска НКВД.

— Как вы без отца жили, тяжело в семье было?

— Мама на известковом заводе работала. Мы иногда туда даже греться зимой прибегали. Мама посменно работала. От завода земельные участки раздали, так что в доме продукты свои были, с огорода. И поливать не надо было, там ручьи были, весной земля впитает влагу, на все лето хватало. Я матери помогал и в огороде, и по дому, и в школе успевал. Сестренка-то маленькая, пять лет только исполнилось, как война началась. В первый класс она в сорок четвертом пошла...

Позже мама нас с сестренкой отправила к бабушке в деревню. Это восемьдесят километров от Горького. Шестьдесят от дома до работы, и от работы еще двадцать.

А в близлежащем храме во время войны сделали школу. Я, правда, учился в школе для младших. А в бывшем храме устроили классы для ребят постарше. Мы все вместе собирались и только тогда шли на учебу. Потому что мы волков боялись, особенно зимой. Далеко надо было идти: сначала лугами, затем лесом, а чтобы не заплутаться, мы ветки ставили, так обратно и возвращались. Зимой-то рано темнеет…

— И школы открыты были во время войны?

— Да, мы каждый день учились... А вот церкви были многие разрушены. Сохранилась лишь одна, но далеко очень. Мать ходила. Да и в Горьком остался один действующий собор на весь город.

— И не боялись? Запрещено ведь было?

— Не знаю даже. Мать туда ходила, да и многие. Но меня с собой не брала ни разу...

— В деревне тяжело было жить?

— Уехав к бабушке, за счет своего огорода только и выжили. Я помню, мне давали брюкву, редьку, горох в воде мочили, морковь. Это когда я вырос, тогда понял, почему нас так кормили... Бабушка у нас была набожная очень. Она никогда за стол не садила, пока не помолишься. Ни мать, ни отец не учили нас с сестрой. А она научила, как надо: «Господи, Иисусе Христе Сыне Божий…»

Как-то я молюсь перед завтраком, и нищенка подходит к окошку: «Подайте, Христа ради». Бабушка окно открыла, дала ей (чего уж и не помню). А та выглядывает из-за бабушки и спрашивает: «У тебя внучонок?» Бабушка отвечает: «Да, от старшей дочери». Нищенка ко мне и обращается: «Сыночек, молись за папку, и немец его не убьет! Ваши детские молитвы, как молния, доходят до Господа!» И так эти слова нищенки мне в голову засели… Позавтракал я, вышел на улицу, лег в траву, смотрю на небо и молюсь: «Господи, Иисусе Христе, небо, помоги папке, чтоб немец его не убил». Послушался я тогда нищенки, сильно врезались ее слова в память, и стал я за папу постоянно молиться.

Сражался мой отец под Москвой, а потом перебросили его в Сталинград. В Сталинграде у него случилось три приступа аппендицита, а он написал расписку и не дал делать операцию. Его документы в комиссию все сдали, а самого в тыл отправили. Но не просто домой, а в Ивановскую область, в колхоз...

А за день до Победы он домой вернулся. Так что в доме две радости было: День Победы и возвращение отца. Я как раз в пятом классе учился. Ребята мне кричат: «Отец у тебя пришел, отец вернулся!». Я бегом с сумкой домой. И первым делом сапоги солдатские одеваю, меряю.

А еще вот что расскажу. Я крестную свою любил и уважал очень. Ее мужа тоже забрали на войну. Он шофером был. Так вот он от Москвы до Берлина дошел, потом в Чехословакию, а оттуда и в Японию. Потом домой вернулся жив и здоров. Я ведь и о нем молился. Уж очень крестную жалко было. А когда я ему сказал об этом, он меня полюбил, как отец родной.

Тогда я и стал думать. А кому же я молился? Иконка маленькая такая была, в металлической обшивке, старенькой очень, трухлявая, как решето. Я и решил ее заменить на другую. Стал вскрывать и читаю как называется: «Взыскание погибших». Странно, думаю, почему название у нее такое. Начал историю читать… Оказывается, какой-то ямщик ехал зимой на лошади, была сильная пурга, лошадь сбилась с дороги. Он замерзал и молился Божьей Матери: «Божья Матерь, не дай мне погибнуть!» И лошадь довела его до какой-то деревни... Хозяева дома, услышав шум, вышли на улицу и нашли замерзающего человека. Принесли путника домой, отогрели и спасли. А ямщик этот потом нашел художника и попросил нарисовать икону Божьей Матери и назвать ее «Взыскание погибших». А я молился этому образу, глядя на иконку, и не знал тогда ничего… Теперь вот — новая висит…

Отец Андрей указал мне на икону. Еще долго мы проговорили с ним. Много интересного рассказывал мне отец Андрей: о жизни после войны, о своей семье, детях, внуках. Долго показывал записочки с именами больных детей, за которых молится, о каждом рассказывал… Дети эти и не родные ему, но любит он их крепко, переживает за болезни их, и молится непрестанно об оздоровлении вместе с ними. Ведь «…детская молитва, как молния, доходит до Господа»…

Алена Оюшина